На первую страницу сайта

навигация
переводы
см. также

Хроника научной жизниИздательствоКнижные серииВнесерийные изданияПериодические изданияНаши партнерыКак заказать наши книгиСтатьи, переводы, библиографияСтатьиПереводыБиблиографияPersonaliaНаши проектыСанкт-Петербургский книжный центрКнига гостейПолезные ссылки

     
 

ТАН-ЦЗЕЮАНЬ ШУТЯ ДОБИВАЕТСЯ
ЖЕЛАННОГО БРАКА

 
     
   
     
 

Трубят в рога, бьют в колотушки ночью,
   чуть рассветет — кричит петух.
То солнце высоко взойдет,
   то клонится к земле луна.
За осенью зима,
   за ней — весна и лето;
На север, юг идут повозки, лодки
   иль следуют на запад и восток.
Посмотришь в зеркало — уж лет черед прошел,
   и свой состарившийся облик видишь.
Как перепутано все в нашем мире,
   нигде ни в чем порядка не найдешь.
И коль средь этой суеты
   захочешь обрести мгновения покоя,
Кувшинчик выпей кислого вина
   и блюдом овощей соленых закуси.

 
     
  еловек, написавший эти стихи, был родом из уезда Усянь. Фамилия его Тан, имя Инь, второе имя Боху. Ума он был исключительного, эрудиции необычайной. Одинаково искусен был он и в каллиграфии, и в живописи, и в музыке. Стоило ему взять в руки кисть — ария или ода, стихи или проза тотчас ложились на бумагу. Человек вольнолюбивый, он был выше предрассудков и пренебрегал почестями и богатством.
Родился он в городе Сучжоу, а потом семья его переехала в местечко Уцюй.
Когда Тан Инь был еще сюцаем, он в подражание стилю «нанизывания жемчуга» сочинил больше десяти стихотворений под названием «Напевы о цветке и луне», в каждой строке которых есть слова "цветок" и "луна".
Например, такие строки:

В широких просторах тень шелохнулась,
   цветок кивает луне.
Люди давно возвратились в покои,
   луне не расстаться с цветком.

 
     
  Или вот еще:  
     
 

Смотрит луна из-за тучки украдкой
   на нежную прелесть цветка.
Ночью глубокой цветок засыпает,
   сияньем луны озарен.

 
     
  Подобных строк было в них еще много. Стихи эти вызывали восхищение. Цао Фэн, градоначальник Сучжоу, прочитав эти стихи, высоко оценил талант их автора. Случилось так, что государственные экзамены в области должен был принимать Фан Чжи, инспектор школ. Цао Фэн рекомендовал ему Тан Иня как одаренного и достойного человека. Надо сказать, что Фан Чжи был ярым противником поэзии, подражающей древним стилистам. Когда ему стало известно, что Тан Инь позволяет себе вольности и часто не считается с правилами этикета, он собирался вынести Тан Иню порицание и даже наказать его; воздержался он от этого только благодаря настояниям Цао Фэна. Тан Иню, таким образом, удалось избежать неприятностей, но до экзаменов он допущен не был. Лишь перед самыми экзаменами Цао Фэн добился своего. И хотя имя Тан Иня последним значилось в списке "пропущенных талантов", но, как бы то ни было, он стал цзеюанем.
К тому времени, когда Тан Инь прибыл в столицу для сдачи экзаменов на высшую ученую степень, слава о его незаурядных талантах еще больше возросла. Вельможи и князья, не считаясь со своим высоким положением, старались подружиться с поэтом и знакомство с ним почитали за честь.
В то время столичными экзаменами ведал Чэн, управляющий делами наследника престола. Преследуя свою личную выгоду, он часто практиковал продажу тем экзаменационных сочинений. Теперь, побаиваясь людских пересудов, он искал человека, давно известного своими талантами. Чэн надеялся, что заслужит всеобщее одобрение, если в списке выдержавших экзамен на первом месте будет значиться фамилия действительно достойного человека. Узнав, что в числе экзаменующихся находится Тан Инь, Чэн очень обрадовался и собирался провести его как первого кандидата, выдержавшего экзамен на степень цзиньши.
Тан Инь знал об этом и как-то, по простоте душевной, за вином похвастался:
— Могу сказать определенно, что в этом году первым на экзаменах пройду я!
Многим было известно, что Чэн небезупречен в делах, да тут еще и чувство зависти к талантам Тан Иня, и люди подняли шум, повсюду рассказывая о несправедливости главного экзаменатора. Об этом был подан доклад императору. Вскоре появился указ, по которому Чэна сняли с поста экзаменатора и разжаловали; кроме того, и его и Тан Иня посадили в тюрьму.
Когда Тан Инь был освобожден и вернулся в родной город, он окончательно отбросил мысль о карьере и славе и всецело предался вину и стихам. Все величали его Тан-цзеюань. Каждым листочком с его каллиграфией, каждым его рисунком и стихом дорожили, как драгоценностью.
Тан Инь в то время особенно увлекался живописью. Какие бы чувства ни овладевали им — радость или гнев, печаль или блаженство — все они находили отражение в его рисунках. Любой его рисунок брали нарасхват, не считаясь с ценой. У Тан Иня есть стихотворение «О сокровенном», где именно об этом говорится:
 
     
 

Эликсир бессмертья не варю,
   не предаюсь и созерцанью;
Торговля не моя стезя,
   не стал я также хлеборобом.
Расписывая шелк в порыве вольном,
   ценителям искусства раздаю
И не прошу,
   чтоб мне за труд платили.

 
     
  Но поведу свой рассказ дальше. Из шести ворот Сучжоу — Фэнмэнь, Паньмэнь, Сюймэнь, Чанмэнь, Лоумэнь, Цимэнь — самое оживленное место — Чанмэнь: сюда стекаются лодки, экипажи. Поистине,  
     
 

По лестницам вверх-вниз
   три тысячи зеленых рукавов.
Миллионы золотых монет
   стекаются сюда.
Уж близится рассвет. И нет конца
   торговле шумной той,
И в гуле бесконечных голосов
   наречия со всех концов страны

 
     
  Как-то раз Тан Инь очутился в районе Чанмэнь. Он сидел на борту большой прогулочной джонки в окружении литераторов, которые пришли поприветствовать знаменитого поэта и протягивали ему свои веера, чтобы он нарисовал или написал им что-нибудь на память. Тан Инь сделал тушью несколько набросков и написал несколько четверостиший. Между тем слух о том, что здесь сидит знаменитый поэт, распространялся, и все больше и больше народу сходилось на берег. Тан Иню все это наскучило, и он приказал слуге подать большой кубок вина. Опершись на окно, он принялся за вино, как вдруг его взору представилась разрисованная джонка, которая, покачиваясь на волнах, плыла мимо. Блестящее убранство джонки бросалось в глаза. Молодая служанка с очаровательным лицом и стройным тонким станом стояла у окна каюты. На женщине было синее платье. Выглядывая из окна, она пристально смотрела на Тан Иня и улыбалась, рукой прикрывая ротик. Джонка проплыла мимо. Приведенный в душевное смятение прекрасным обликом служанки, Тан Инь стал расспрашивать лодочников, не знают ли они, кто хозяин джонки. Оказалось, что владелец ее — ученый Хуа из Уси. Тан Инь решил тотчас отправиться в погоню и стал громко кричать, надеясь, что удастся подозвать какую-нибудь маленькую лодку. Но ни одной лодки поблизости не оказалось. Поэт был в полном отчаянии; он собрался было послать слугу на поиски, но увидел, что из города выплывает какая-то джонка. Мало заботясь о том, свободна она или нет, Тан Инь стал громко кричать и махать руками, призывая джонку к себе. Когда джонка подошла к берегу, из каюты вышел какой-то человек.
— Боху, куда это тебе вдруг так срочно понадобилось? — спросил он, обращаясь к Тан Иню.
Тан Инь взглянул на говорившего: это был не кто иной, как его близкий друг Ван Яи.
— Тороплюсь навестить одного друга, который приехал издалека, поэтому и спешу. А ты куда держишь путь?
— Я с родичами направляюсь в Маошань возжечь в храме свечи. Через несколько дней вернемся.
— Я тоже собирался съездить туда, но все не было попутчиков. Раз я тебя сегодня встретил, уж воспользуюсь случаем.
— Ну, если хочешь ехать, отправляйся поскорее домой и собери все, что нужно. Я здесь причалю и буду тебя поджидать.
— Незачем мне заходить домой. Сразу и поедем.
— Надо же взять ароматические свечи и прочее.
— Приедем в Маошань, там все куплю.
 
     
   
     
 
Воспроизводится по изданию: Жемчужная рубашка. СПб., 1999.
© Центр «Петербургское Востоковедение», 1999
© И. Э. Циперович, перевод, 1999
 

 

 
 

Любое коммерческое использование материалов данных страниц без письменного разрешения авторов запрещено.
© Центр "Петербургское Востоковедение", 2000
© Miles, дизайн, разработка, 2000