На первую страницу сайта

навигация
переводы
разделы

Хроника научной жизниИздательствоКнижные серииВнесерийные изданияПериодические изданияНаши партнерыКак заказать наши книгиСтатьи, переводы, библиографияСтатьиПереводыБиблиографияPersonaliaНаши проектыСанкт-Петербургский книжный центрКнига гостейПолезные ссылки

     
 

ОБЛАЧНАЯ ОБИТЕЛЬ
Поэзия эпохи Сун
(X—XIII вв.)

 
     
   
     
 

Восхождение
к духовности и красоте

 
     
 

В обычае китайцев с гордостью называть свою родину "страной поэзии". Действительно, мало найдется в мире государств, где бы с первого тысячелетия до нашей эры безо всяких уступок времени царил культ поэтического слова. Императоры и столичные сановники, ученые мужи и провинциальные чиновники, монахи и отшельники считали за высокую честь услышать одобрение своих стихотворных сочинений, а неграмотные земледельцы изустно передавали из поколения в поколение полюбившиеся творения знаменитых поэтов. Современные социологи свидетельствуют, что даже в захолустной деревне непременно найдутся крестьяне, которые с удовольствием по памяти прочитают несколько стихов великих Ли Бо и Ду Фу. В былые века поэтическое слово приближало к власти, ибо способность к стихотворчеству следовало обнаружить на государственных экзаменах, открывающих путь к чиновничьим занятиям. Поэтическое слово позволяло и автору и читателю ощущать себя представителями многовековой традиции, носителями великих нравственных ценностей, принадлежащими к мощной национальной культуре. Поэтическое слово благотворно воздействовало на личностные качества человека, формировало его внутренний мир и могло послужить неожиданным импульсом к духовному озарению, к перелому в образе жизни, в психологическом и нравственном состоянии. Поэтическое слово приближало и к бессмертию, поскольку достойные тексты сохранялись в поколениях и делали имя автора глубоко почитаемым. Поэтическое слово также приобщало к необъятному, непостижимому и изменчивому космосу, когда в спонтанном творческом акте человеку открывались единство и цельность окружающей природы, в которой нет абсолютного деления на живое и неживое. Поэт входил в контакт с вселенским целым, вписывался в поток времени и космическое пространство универсума.

Конечно, сердца ценителей поэтического слова как в Китае, так и за его пределами прежде всего отданы произведениям "золотого века" китайской поэзии — эпохи Тан (VII—X вв.). Характерно утверждение основоположника новейшей литературы Китая Лу Синя (1881—1936): "Я полагаю, что все хорошие стихи уже были написаны в период Тан". Казалось бы, стихам последующей централизованной империи Сун (960—1279) грозила опасность остаться недооцененными и мало востребованными. Но этого не произошло, так как эпоха Сун оказалась способной на новые творческие усилия, привнесла свежие идеи и изобразительные средства, дала мощный толчок дальнейшему развитию поэтического искусства. В сунское время наряду с традиционным стихотворным жанром ши утвердился жанр цы, который с тех пор стал представлять второй мощный поток в поэзии Китая. Стихи цы создавались на ту или иную мелодию и первоначально требовали песенного исполнения, но поэтический текст и сам по себе обладал самодовлеющей значимостью и прелестью. На протяжении всей эпохи Сун изменялась связь жанра цы с действительностью, все новые общественные и философские проблемы находили в стихах свое отражение. В период становления жанра цы значительного успеха достиг Ли Юй (937—978), который сначала был правителем государства Южная Тан, но закончил жизнь пленником сунского императора. С подкупающей искренностью он делился думами о покинутых родных местах, писал о быстротечности жизни, о безвозвратности былого счастья.

Китайский читатель, чутко улавливая различия в эстетических пристрастиях и художественной манере литераторов эпох Тан и Сун, всегда находил своеобразную прелесть в сунских произведениях. Известный литературовед Мяо Юэ в 1986 г. писал: "Достоинство танских стихов в индивидуальной манере, в благозвучии и изяществе, потому они безупречны и утонченны, в них ценятся сдержанность и неуловимость в передаче художественной мысли. В сунских стихах предпочтение отдается мысли, идее произведения, потому они написаны точно и умело, в них ценятся глубокое раскрытие темы и смысловые аналогии. Красота танских стихов в чувствах и словах, потому они полнокровны и цветущи. Красота же сунских стихов в духовном начале и прочном остове, в упорядоченном содержании, потому они суховаты и преисполнены силы. Танские стихи словно пионы и цветы яблони, они пышные, обильные и красочные. А стихи династии Сун подобны цветам мэйхуа в конце зимы и осенним хризантемам, они изящны, очаровательны, таят тайну. При чтении танских стихов будто ешь плод личжи — тотчас ощущаешь сладость и аромат. А чтение стихов эпохи Сун рождает впечатление, что во рту оливка — вначале чувствуешь плотную кожицу и лишь потом появляется приятное вкусовое ощущение".

Наблюдаемые отличия поэзии эпохи Сун от предшествующего стихотворчества являются еще одним наглядным и убедительным свидетельством того, что китайская культура при всей своей стабильности и неуклонном следовании традиционным ценностям всегда обладала определенным потенциалом для дальнейшего развития и обретения новых качественных признаков. При династии Сун в условиях экономического подъема и роста научных знаний наблюдалось серьезное и целеустремленное созидание в философской и эстетической сферах. Сунское время ознаменовалось стремлением полнее осознать предназначение человека, его место и роль в окружающем мире и обществе, предложенные же в прошлые века ответы не могли полностью удовлетворить духовные запросы тогдашних образованных людей. Уловив требования времени, сунские ученые мужи, проявляя гражданскую и интеллектуальную смелость, стали переосмыслять конфуцианскую комментаторскую традицию, отвергая многие ее толкования. Они обратились к богатейшему наследию чань-буддизма и даосизма и, черпая оттуда, дополнили учение Конфуция и Мэн-цзы. Будучи результатом пытливой и ищущей мысли, неоконфуцианство ценило творческого человека, утверждало важность поиска путей к нравственному совершенству. При Сун в среде интеллектуальной элиты важнейшими стали признаваться проблемы индивидуального сознания и личной этики, главенствующее значение придавалось формированию представлений о добре и красоте.

В период Сун еще в большей степени, чем в предшествующие времена, мировоззрение поэта приобретает сложную и подвижную структуру, составные час-ти которой носят конфуцианский, даосский и буддийский характер. От каждого образованного человека требуются умственные и духовные усилия для выбора приемлемого для него круга нравственных ценностей. Во всех учениях обнаруживается доверие к самой природе человека, дарованной высшей изначальной первосубстанцией. Человек высоких нравственных качеств сохраняет внутреннюю свободу и на чиновничьей службе, и вне ее, отстраняясь от низменных порывов и интересов. Этика, являвшаяся с глубокой древности основой китайской цивилизации, в сунскую эпоху приобретает еще большее значение для упорядочивания взаимоотношений между людьми и для оценки человеческих качеств.

Чжу Си (1130—1200), сформировавший неоконфуцианство как универсальное учение, неустанно подчеркивал, что среди пяти главных конфуцианских добродетелей (гуманность, долг/справедливость, умение соблюдать ритуал и правила поведения, мудрость и верность) главенствующую роль играет гуманность, которая дает начало всем достоинствам человека и определяет характер его деятельности. При определении предназначения гуманности философ прибегнул к образу весны — "времени года, когда рождаются злаки и цветут деревья. И уж только затем летом происходит рост злаков и созревание плодов, осенью собирается урожай, зимой сберегаются дары природы". Важнейшим критерием человеческой личности почитается чувство долга и справедливости, степень ответственности перед людьми и перед самим собой, отсюда требование самостоятельности каждого в выборе образа жизни и своей линии поведения в конкретной ситуации. Не отрицая существование небесного предопределения, Чжу Си неизменно напоминал суждение Мэн-цзы: "Тот, кто понимает предопределение, не будет стоять под стеною, готовою упасть". Чань-буддизм и неоконфуцианство учили ценить сегодняшнюю жизнь и видеть в природе и повседневном быту красоту и скрытую связь с мирозданием. Учение "чань" полагало, что человек призван жить и действовать естественно, свободно и в результате духовной работы способен обрести силу "совершить прыжок через пропасть", т. е. достичь внезапного просветления. Чжу Си считал, что расширение духовных горизонтов человека и его нравственное самосовершенствование обеспечивается целеустремленным постижением сущности вещей. Постигая природу вселенной, человек возвышается над суетной, пустой и пошлой жизнью и оценивает происходящую рядом с ним борьбу интересов и честолюбий, помня о вечности и масштабности космогонических процессов, которыми и предопределяется все сущее на земле. Благодаря соприкосновению с тайнами природы и единению с окружающим миром человек может, как было сказано философом Чэн Хао (1032—1085), приобщиться к "источнику великой радости" и быть счастливым, ибо счастье есть не что иное, как возможность свободно следовать своему умонастроению и жить в согласии с самим собой. Для неоконфуцианцев особое значение имели слова Мэн-цзы: "Нет большего удовольствия, когда, обращаясь к себе, мы находим, что мы искренны". Искренность понималась как сущность всех добродетелей и способность их обнаружения в деяниях и словах, что было доступно лишь очистившемуся от дурных влияний человеку. По словам Чжу Си, "искренность — противоположность лжи, обману. Искренность — это сама реальность". Иначе: "Искренность есть правда и полное отсутствие какой-либо фальши".

В эпоху Сун образованные люди стали много размышлять над проблемами поэтического творчества, пытаясь выявить основные причины художественного успеха. Как реакция на распространенное в начале сунской эпохи увлечение словесными изысками и камерными темами возникло требование наделять поэтический текст качествами "пин дань" — "простотой и пресностью", что означало ясный язык и глубокую мысль. Крупный поэт Мэй Яо-чэнь (953—1001) наставлял: "Хотя в поэзии и очень важен смысл, но выразить его словами — тоже трудно! Замечательно, когда и смысл свеж, и владение словом отменно — и получается такое, чего не было еще у предшественников. Нужно уметь так передать трудный для описания пейзаж, чтобы он словно становился перед глазами, а не исчерпывающиеся до конца мысли — стояли за пределами слов! Только тогда достигнешь совершенства" (перевод И. Алимова). За внешней простотой и безыскусственностью стиля таилась красота, пряталась тонкая и умная мысль. Сторонники манеры пин дань ратовали за обычную лексику в поэзии, отвергая редкие слова и трудные для понимания выражения. Изощренность в технике стиха они воспринимали как "вычурный узор, который губит природную естественность, чистоту и непосредственность". Для подлинных сунских поэтов большое значение имел накопленный духовный опыт, личностное отношение к увиденному и пережитому.

Оуян Сю (1007—1072) развивал мысль о том, что "страдания и лишения рождают мастерство, искусность", подразумевая при этом, что поэты, чьи нравственные и социальные идеалы не находят поддержки в обществе, свои раздумья, боль и гнев передают в искренних и выразительных стихах. Говоря о связи судьбы поэта с его творческим самовыражением, Оуян Сю всячески подчеркивал важность "искусности стиха", что для него означало не только языковое мастерство, но и умение найти адекватные художественные средства для воплощения духовного мира и психологического состояния автора. Оуян Сю был также создателем специфического жанра рассуждений о поэзии: его сочинение "Шихуа отшельника Лю-и" сыграло значительную роль в критической и эссеистической литературе Китая. Шихуа чаще всего представляли собой собрание записей бесед с поэтами, примечательных фактов их биографий, сведений об истории написания того или иного произведения, высказываний о принципах поэтического творчества, оценок отдельных образов, строк и стихов разных авторов. Нам известны названия более 140 сочинений в жанре шихуа, из них 42 дошли до нас в полном виде. Позднее было язвительно замечено: "Во времена Тан не было бесед и рассуждений о стихах (шихуа), но были сами стихи, а при Сун были шихуа, но не было стихов", но это высказывание пристрастно и необосновано. Как раз возрастающая творческая активность сунских поэтов послужила одной из причин желания пристальней всмотреться в стихотворные тексты, осмыслить опыт предшествующих веков и разобраться в эстетических пристрастиях и уровне мастерства современников. Хотя в шихуа наблюдался синтез конфуцианских, даосских и чань-буддийских взглядов на поэтическое искусство, при этом выявлялись серьезные расхождения в творческих позициях, возникало противоборство разных точек зрения, что помогало поэтам выбирать свой путь и вести самостоятельный поиск.

В идущем из далекой древности поэтическом жанре ши так или иначе давала себя знать установка: "Поэзия говорит о помыслах" ("Шу цзин"). Это означало, что стихи прежде всего отражают духовный облик конфуцианского идеального мужа цзюньцзы, который видит свое жизненное призвание в деятельности на благо государства и соотечественников. Сунское же общество нуждалось в стихах, которые бы откликались в первую очередь на важные события и проблемы своего времени. Империя Сун не смогла восстановить былое военное могущество, и соседние племена настойчиво теснили границы страны. В государственном управлении было множество пороков, которые обрекали население на неблагополучие. В таких условиях наиболее чуткие к общественным процессам ученые мужи заговорили о необходимости серьезных перемен в обществе. Глава сунских реформаторов первой волны и поэт Фань Чжун-янь (989—1052) "считал себя ответственным за Поднебесную" и полагал: "Прежде всего следует печалиться скорбями Поднебесной, а уж затем разделять ее радости". В династийной истории "Сун ши" сообщается, что он "часто взволнованно говорил о делах Поднебесной. Был отважен и ничего не боялся". Никто не осмеливался открыто осуждать временщика Люй И-цзяня, который около двадцати лет был всевластным первым министром, а Фань Чжун-янь во главе группы молодых чиновников выступил против клики главного сановника. Во время службы на границе им были проявлены большие полководческие способности. Тангуты предостерегали друг друга от вторжения в китайские районы, если там в это время находился Фань Чжун-янь, ибо "в его сердце будто живут десятки тысяч воинов, закованных в латы".

Вместе с ним в пограничных землях действовал Хань Ци (1008—1075), призывавший переходить в наступление на иноземных врагов. Тогда в ходу было образное выражение: "Когда западные разбойники узнаю;т, что в войсках появился Хань Ци, у них сердца трепещут от страха. Когда же западные варвары слышат, что в армии появился Фань Чжун-янь, их сердца сковывает ужас". Оба они любили сочинять стихи о событиях, свидетелями и участниками которых им доводилось быть, в также описывать своеобразную красоту природы разных районов страны. Произведений Фань Чжун-яня сохранилось немного, а вот "Собра-ние сочинений Хань Ци" почти наполовину состоит из искусных стихов в жанре ши и мелодичных цы.

Фань Чжун-янь рекомендовал властям использовать талант и знания Ли Гоу (1009—1059), впоследствии прославившегося в качестве крупного политического мыслителя, разрабатывавшего принципы управления государством. Ли Гоу ориентировался на многие положения древнего конфуцианства и придавал главенствующее значение идее: "Земледелие — основа государства". Поэтому он постоянно напоминал властям о необходимости заботиться о крестьянах и создавать для их жизни и труда благоприятные условия. В стихе "Тревожусь о происходящем" он писал:

Жизнь людей повсюду трудна.
Повинностей множество, а силы крестьян на исходе.
Налоги тяжелы, а женщины изнемогают в работе.

О себе Ли Гоу говорил:

И только учитель с берегов реки Сюй-цзян
Жалеет народ и не любит чиновников.

У него немало пейзажных зарисовок, в которых предметная изобразительность сочетается с эмоциональной взволнованностью и философскими мыслями. В старинном предисловии к поэтическому сборнику Ли Гоу сказано: "Его стихи мужественны и энергичны, в них душевная сила, по богатству смысловых оттенков они выделяются среди произведений других авторов". И еще добавлено: "Его поэтическая манера тяготеет к легкости и простоте, и это очень нравится людям. А мысли стремятся к таинству и глубине, так что и духам они становятся недоступными".

<...>

Поэт Чжан Лэй (1054—1114) входил в круг друзей и поклонников таланта Су Ши. Его современник известный литератор Чао Бу-чжи (1053—1110) дал такой отзыв:

Вы создаете стихи легко, не занимаясь изнурительным обдумыванием.
Они неожиданно рождаются — будто под весенним ветром распускаются цветы.

Су Ши признавал: "В работе над стихом Чжан Лэй воспринял от меня свободу и непринужденность". Среди близких к Су Ши поэтов Чжан Лэй всех больше писал о народной жизни, прибегал к фольклорной поэтике. В стихах, созданных им после вынужденного ухода со службы, доминируют эмоциональные впечатления от природы, воплощаются утонченные переживания, навеянные сменой времен года.

Тесной дружбой с Су Ши был связан знаменитый поэт Хуан Тин-цзянь (1045—1105), написавший более 1500 стихов ши и около 180 цы. С юных лет он увлекался чтением книг, причем не ограничивался изучением конфуцианских сочинений, с интересом знакомился с историческими памятниками, с буддийскими и даосскими трактатами. Рано проявилось его литературное дарование. Не удивительно, что в двадцать два года он успешно выдержал экзамен на чиновничью степень цзиньши. Однако Хуан Тин-цзяню не довелось достичь высоких постов: в годы постоянных политических конфликтов он часто попадал в немилость. В стихах он писал о несправедливости и гонениях, но при этом упор делал на рассказе о событиях своей жизни и передаче собственных переживаний, избегая резкого порицания тех правителей, во власти которых в данный момент оказалась страна и его личная судьба. Поэт стремился и на невысоких постах честно выполнять долг и сохранять нравственную чистоту. Реализацию личности он нашел в поэтическом творчестве, в разработке норм поэтики, которые могли бы стать полезными каждому автору.

Хуан Тин-цзянь исходил из того, что "стихи создаются талантом и эрудицией". Основной причиной творческой неудачи одного из поэтов он полагал: "Читая книги, он не истрепал десятки тысяч томов". По убеждению Хуан Тин-цзяня, поэту прежде всего следовало проникнуться мудростью конфуцианского канона. Сохранилось свидетельство: "Хуан Тин-цзянь советовал начинать обучение поэтическому творчеству с чтения канона. Тот, кто не знает канона, не способен различать правду и ложь, не знает, где важное и где малозначащее. Так может ли он создавать стихи?". Однако Хуан Тин-цзянь считал, что творческий человек не может удовлетвориться знанием конфуцианских сочинений и должен познакомиться с обширной исторической и философской литературой, а также, естественно, с поэтическим наследием страны. Знание письменных памятников — помимо благотворного нравственного воздействия на поэта — было призвано давать необходимый материал для работы над стихами. Хуан Тин-цзянь был убежден: "Поэтические идеи неисчерпаемы, а талант человека имеет пределы. С помощью ограниченного таланта трудно передать беспредельные поэтические идеи — с этим полностью не могли справиться даже Тао Юань-мин и Ду Фу". Потому становится обоснованным требование постоянно использовать опыт предшественников. Хуан Тин-цзянь писал: "Сочинять самостоятельно крайне трудно. В стихотворениях Ду Фу, в сочинениях Хань Юя нет ни одного иероглифа, который бы не был заимствован". Произведения становились плодом учености, и их эстетическая ценность, по мнению Хуан Тин-цзяня, зависела от умения автора использовать идеи и изобразительные приемы прежних творений. Им были предложены два способа написания стихотворений. Первый носил название хуань гу ("изменение костяка") и предписывал заимствовать у предшественников художественную мысль и передавать ее своими словами. Второй прием до тай ("овладение душой зародыша") означал передачу самостоятельной идеи образами, лексикой и художественными средствами древних авторов. Однако следует обратить внимание на то, что Хуан Тин-цзянь отказывался слепо следовать образцам прошлого, не желая становиться «человеком, который плетется вслед за буйволом». Обращение к традиции было подчинено главной задаче: 2На основе старого создавать новое". Поэт писал, что в былые времена мастера "хотя и брали готовые выражения древних, но под их кистью эти слова, будто под воздействием эликсира, из железа превращались в золото".

Хуан Тин-цзянь был против избитых словосочетаний и тривиальных мыслей и ратовал за необычную лексику, за неожиданные и оригинальные решения художественной темы. Одной из особенностей его поэтической манеры была насыщенность стиха намеками, скрытыми цитатами, историческими аналогиями. Поэта интересовали правила ритмической организации строки и всего произведения, законы композиции стихотворения, взаимосвязь структуры текста и передаваемых настроений. Хуан Тин-цзянь объявлял себя последователем Ду Фу, но учился у него лишь технике стиха, социальные же идеалы и гуманистические взгляды танского корифея им не воспринимались. Хуан Тин-цзянь увлекался буддизмом, много времени проводил в монастырях, беседуя с учеными монахами. Причастность к чаньскому мироощущению помогала ему трезво видеть истинную цену чинам и богатству. Любые беды в своей жизни поэт встречал без страха, относился к ним так, будто ему предстояло "всего лишь поднять одну травинку".

Хуан Тин-цзянь был провозглашен главой так называемой "цзянсийской поэтической школы". Она приобрела сильное влияние, но, к сожалению, ее сторонники часто из всей системы взглядов Хуан Тин-цзяня возводили в абсолют лишь отдельные положения и потому занимались подражательством, уходили от общественных проблем эпохи.

<...>

На землях к северу от Янцзы, находившихся более ста лет под властью чжурчжэней, китайская культура сохранялась и продолжала оказывать мощное воздействие на умы образованных людей. Самым крупным поэтом Севера был Юань Хао-вэнь (1190—1257), которому довелось пережить немало испытаний. Война монголов с чжурчжэнями на китайской территории приносила населению неисчислимые страдания. Несколько лет Юань Хао-вэнь вместе с близкими провел в скитаниях, спасаясь бегством от военных отрядов.

Солдаты с копьями и щитами жестокие и оголтелые.
Во всем мире из дня в день льется кровь.

Но и в эту пору молодой поэт не прекращает напряженную интеллектуальную деятельность, целью которой, в частности, была оценка творчества поэтов разных эпох. Своими выводами он поделился в сочинении "Суждения о стихах" — цикле из тридцати четверостиший, занявшем важное место в истории китайской эстетики и критики. Юань Хао-вэнь в роли наставника подлинных поэтов видел Ду Фу, чей стих был мужественен и строг. Ему также была близка манера Су Ши с присущими ей новизной и взволнованностью. По убеждению Юань Хао-вэня, в стихе соединяются три начала — чувства и мысли автора, искренность и слова;; только тогда может появиться чжэн ти («истинная форма»). Поэт был против стилистических изысков. Потому «я не стал последователем "цзянсийской школы"», — заявлял Юань Хао-вэнь. Без собственного участия в событиях, без личных наблюдений, без осмысления пережитого работа над стихами, по его словам, будет "поиском на ощупь в темноте и никогда не удастся передать нравственную истинность человека, природную сущность вещей". Эстетические пристрастия Юань Хао-вэня нашли воплощение в его поэтической практике. Он не захотел служить новым завоевателям Китая и поселился в деревне. Юань Хао-вэнь много работал над историческими сочинениями, иногда трудился в поле или саду. По соседству с ним занимались своими повседневными делами крестьяне.

Я, ученый муж, подобен старому земледельцу.
Все беды и радости я делю вместе с крестьянами.

Он наследовал естественность и мудрую простоту поэзии Тао Юань-мина и восхищался деревенским укладом. Поэт гневно осуждал иноземных поработителей и военные действия, ибо они несли горе деревне и разрушали жизнь, которая могла бы протекать в гармонии с природными ритмами, в согласии с законами существования всего живого в этом мире. Последние двадцать лет Юань Хао-вэнь главным образом писал пейзажные стихи. До нас дошло свыше 1300 стихотворений Юань Хао-вэня.

Валерию Брюсову принадлежат слова: "Поэтический талант дает многое, когда он сочетается с хорошим вкусом и направляем сильной мыслью. Чтобы художественное творчество одерживало большие победы, необходимы для него широкие умственные горизонты. Только культура ума делает возможной культуру духа". В эпоху Сун литераторы жили в мире идей и представлений конфуцианства, чань-буддизма и даосизма, под влиянием исторических событий и фактов личной биографии отбирали из этих учений наиболее приемлемое для своего мировосприятия, для жизненной позиции. Для сунских поэтов были характерны интенсивные размышления над законами стихотворного творчества, поиск выразительности и красоты слова. Вот почему им удалось одержать большую творческую победу и подарить читателям множество великолепных поэтических строк.

 
     
 

Воспроизводится по изданию: Облачная обитель. СПб., 2000
© Центр «Петербургское Востоковедение», 2000

 

 
 

Любое коммерческое использование материалов данных страниц без письменного разрешения авторов запрещено.
© Центр "Петербургское Востоковедение", 2000
© Miles, дизайн, разработка, 2000