|
В обычае китайцев с гордостью называть свою родину "страной
поэзии". Действительно, мало найдется в мире государств,
где бы с первого тысячелетия до нашей эры безо всяких уступок
времени царил культ поэтического слова. Императоры и столичные
сановники, ученые мужи и провинциальные чиновники, монахи и отшельники
считали за высокую честь услышать одобрение своих стихотворных
сочинений, а неграмотные земледельцы изустно передавали из поколения
в поколение полюбившиеся творения знаменитых поэтов. Современные
социологи свидетельствуют, что даже в захолустной деревне непременно
найдутся крестьяне, которые с удовольствием по памяти прочитают
несколько стихов великих Ли Бо и Ду Фу. В былые века поэтическое
слово приближало к власти, ибо способность к стихотворчеству следовало
обнаружить на государственных экзаменах, открывающих путь к чиновничьим
занятиям. Поэтическое слово позволяло и автору и читателю ощущать
себя представителями многовековой традиции, носителями великих
нравственных ценностей, принадлежащими к мощной национальной культуре.
Поэтическое слово благотворно воздействовало на личностные качества
человека, формировало его внутренний мир и могло послужить неожиданным
импульсом к духовному озарению, к перелому в образе жизни, в психологическом
и нравственном состоянии. Поэтическое слово приближало и к бессмертию,
поскольку достойные тексты сохранялись в поколениях и делали имя
автора глубоко почитаемым. Поэтическое слово также приобщало к
необъятному, непостижимому и изменчивому космосу, когда в спонтанном
творческом акте человеку открывались единство и цельность окружающей
природы, в которой нет абсолютного деления на живое и неживое.
Поэт входил в контакт с вселенским целым, вписывался в поток времени
и космическое пространство универсума.
Конечно, сердца ценителей поэтического слова как в Китае, так
и за его пределами прежде всего отданы произведениям "золотого
века" китайской поэзии — эпохи
Тан (VII—X вв.). Характерно утверждение основоположника новейшей
литературы Китая Лу Синя (1881—1936): "Я полагаю, что все
хорошие стихи уже были написаны в период Тан". Казалось бы,
стихам последующей централизованной империи Сун (960—1279) грозила
опасность остаться недооцененными и мало востребованными. Но этого
не произошло, так как эпоха Сун оказалась способной на новые творческие
усилия, привнесла свежие идеи и изобразительные средства, дала
мощный толчок дальнейшему развитию поэтического искусства. В сунское
время наряду с традиционным стихотворным жанром ши утвердился
жанр цы, который с тех пор стал представлять второй мощный
поток в поэзии Китая. Стихи цы создавались на ту или иную мелодию
и первоначально требовали песенного исполнения, но поэтический
текст и сам по себе обладал самодовлеющей значимостью и прелестью.
На протяжении всей эпохи Сун изменялась связь жанра цы
с действительностью, все новые общественные и философские проблемы
находили в стихах свое отражение. В период становления жанра цы
значительного успеха достиг Ли Юй (937—978), который сначала был
правителем государства Южная Тан, но закончил жизнь пленником
сунского императора. С подкупающей искренностью он делился думами
о покинутых родных местах, писал о быстротечности жизни, о безвозвратности
былого счастья.
Китайский читатель, чутко улавливая различия в эстетических пристрастиях
и художественной манере литераторов эпох Тан и Сун, всегда находил
своеобразную прелесть в сунских произведениях. Известный литературовед
Мяо Юэ в 1986 г. писал: "Достоинство танских стихов в индивидуальной
манере, в благозвучии и изяществе, потому они безупречны и утонченны,
в них ценятся сдержанность и неуловимость в передаче художественной
мысли. В сунских стихах предпочтение отдается мысли, идее произведения,
потому они написаны точно и умело, в них ценятся глубокое раскрытие
темы и смысловые аналогии. Красота танских стихов в чувствах и
словах, потому они полнокровны и цветущи. Красота же сунских стихов
в духовном начале и прочном остове, в упорядоченном содержании,
потому они суховаты и преисполнены силы. Танские стихи словно
пионы и цветы яблони, они пышные, обильные и красочные. А стихи
династии Сун подобны цветам мэйхуа в конце зимы и осенним хризантемам,
они изящны, очаровательны, таят тайну. При чтении танских стихов
будто ешь плод личжи — тотчас ощущаешь сладость и аромат. А чтение
стихов эпохи Сун рождает впечатление, что во рту оливка — вначале
чувствуешь плотную кожицу и лишь потом появляется приятное вкусовое
ощущение".
Наблюдаемые отличия поэзии эпохи Сун от предшествующего стихотворчества
являются еще одним наглядным и убедительным свидетельством того,
что китайская культура при всей своей стабильности и неуклонном
следовании традиционным ценностям всегда обладала определенным
потенциалом для дальнейшего развития и обретения новых качественных
признаков. При династии Сун в условиях экономического подъема
и роста научных знаний наблюдалось серьезное и целеустремленное
созидание в философской и эстетической сферах. Сунское время ознаменовалось
стремлением полнее осознать предназначение человека, его место
и роль в окружающем мире и обществе, предложенные же в прошлые
века ответы не могли полностью удовлетворить духовные запросы
тогдашних образованных людей. Уловив требования времени, сунские
ученые мужи, проявляя гражданскую и интеллектуальную смелость,
стали переосмыслять конфуцианскую комментаторскую традицию, отвергая
многие ее толкования. Они обратились к богатейшему наследию чань-буддизма
и даосизма и, черпая оттуда, дополнили учение Конфуция и Мэн-цзы.
Будучи результатом пытливой и ищущей мысли, неоконфуцианство ценило
творческого человека, утверждало важность поиска путей к нравственному
совершенству. При Сун в среде интеллектуальной элиты важнейшими
стали признаваться проблемы индивидуального сознания и личной
этики, главенствующее значение придавалось формированию представлений
о добре и красоте.
В период Сун еще в большей степени, чем в предшествующие времена,
мировоззрение поэта приобретает сложную и подвижную структуру,
составные час-ти которой носят конфуцианский, даосский и буддийский
характер. От каждого образованного человека требуются умственные
и духовные усилия для выбора приемлемого для него круга нравственных
ценностей. Во всех учениях обнаруживается доверие к самой природе
человека, дарованной высшей изначальной первосубстанцией. Человек
высоких нравственных качеств сохраняет внутреннюю свободу и на
чиновничьей службе, и вне ее, отстраняясь от низменных порывов
и интересов. Этика, являвшаяся с глубокой древности основой китайской
цивилизации, в сунскую эпоху приобретает еще большее значение
для упорядочивания взаимоотношений между людьми и для оценки человеческих
качеств.
Чжу Си (1130—1200), сформировавший неоконфуцианство как универсальное
учение, неустанно подчеркивал, что среди пяти главных конфуцианских
добродетелей (гуманность, долг/справедливость, умение соблюдать
ритуал и правила поведения, мудрость и верность) главенствующую
роль играет гуманность, которая дает начало всем достоинствам
человека и определяет характер его деятельности. При определении
предназначения гуманности философ прибегнул к образу весны — "времени
года, когда рождаются злаки и цветут деревья. И уж только затем
летом происходит рост злаков и созревание плодов, осенью собирается
урожай, зимой сберегаются дары природы". Важнейшим критерием
человеческой личности почитается чувство долга и справедливости,
степень ответственности перед людьми и перед самим собой, отсюда
требование самостоятельности каждого в выборе образа жизни и своей
линии поведения в конкретной ситуации. Не отрицая существование
небесного предопределения, Чжу Си неизменно напоминал суждение
Мэн-цзы: "Тот, кто понимает предопределение, не будет стоять
под стеною, готовою упасть". Чань-буддизм и неоконфуцианство
учили ценить сегодняшнюю жизнь и видеть в природе и повседневном
быту красоту и скрытую связь с мирозданием. Учение "чань"
полагало, что человек призван жить и действовать естественно,
свободно и в результате духовной работы способен обрести силу
"совершить прыжок через пропасть", т. е. достичь внезапного
просветления. Чжу Си считал, что расширение духовных горизонтов
человека и его нравственное самосовершенствование обеспечивается
целеустремленным постижением сущности вещей. Постигая природу
вселенной, человек возвышается над суетной, пустой и пошлой жизнью
и оценивает происходящую рядом с ним борьбу интересов и честолюбий,
помня о вечности и масштабности космогонических процессов, которыми
и предопределяется все сущее на земле. Благодаря соприкосновению
с тайнами природы и единению с окружающим миром человек может,
как было сказано философом Чэн Хао (1032—1085), приобщиться к
"источнику великой радости" и быть счастливым, ибо счастье
есть не что иное, как возможность свободно следовать своему умонастроению
и жить в согласии с самим собой. Для неоконфуцианцев особое значение
имели слова Мэн-цзы: "Нет большего удовольствия, когда, обращаясь
к себе, мы находим, что мы искренны". Искренность понималась
как сущность всех добродетелей и способность их обнаружения в
деяниях и словах, что было доступно лишь очистившемуся от дурных
влияний человеку. По словам Чжу Си, "искренность — противоположность
лжи, обману. Искренность — это сама реальность". Иначе: "Искренность
есть правда и полное отсутствие какой-либо фальши".
В эпоху Сун образованные люди стали много размышлять над проблемами
поэтического творчества, пытаясь выявить основные причины художественного
успеха. Как реакция на распространенное в начале сунской эпохи
увлечение словесными изысками и камерными темами возникло требование
наделять поэтический текст качествами "пин дань" — "простотой
и пресностью", что означало ясный язык и глубокую мысль.
Крупный поэт Мэй Яо-чэнь (953—1001) наставлял: "Хотя в поэзии
и очень важен смысл, но выразить его словами — тоже трудно! Замечательно,
когда и смысл свеж, и владение словом отменно — и получается такое,
чего не было еще у предшественников. Нужно уметь так передать
трудный для описания пейзаж, чтобы он словно становился перед
глазами, а не исчерпывающиеся до конца мысли — стояли за пределами
слов! Только тогда достигнешь совершенства" (перевод И.
Алимова). За внешней простотой и безыскусственностью стиля
таилась красота, пряталась тонкая и умная мысль. Сторонники манеры
пин дань ратовали за обычную лексику в поэзии, отвергая
редкие слова и трудные для понимания выражения. Изощренность в
технике стиха они воспринимали как "вычурный узор, который
губит природную естественность, чистоту и непосредственность".
Для подлинных сунских поэтов большое значение имел накопленный
духовный опыт, личностное отношение к увиденному и пережитому.
Оуян Сю (1007—1072) развивал мысль о том, что "страдания
и лишения рождают мастерство, искусность", подразумевая при
этом, что поэты, чьи нравственные и социальные идеалы не находят
поддержки в обществе, свои раздумья, боль и гнев передают в искренних
и выразительных стихах. Говоря о связи судьбы поэта с его творческим
самовыражением, Оуян Сю всячески подчеркивал важность "искусности
стиха", что для него означало не только языковое мастерство,
но и умение найти адекватные художественные средства для воплощения
духовного мира и психологического состояния автора. Оуян Сю был
также создателем специфического жанра рассуждений о поэзии: его
сочинение "Шихуа отшельника Лю-и" сыграло значительную
роль в критической и эссеистической литературе Китая. Шихуа чаще
всего представляли собой собрание записей бесед с поэтами, примечательных
фактов их биографий, сведений об истории написания того или иного
произведения, высказываний о принципах поэтического творчества,
оценок отдельных образов, строк и стихов разных авторов. Нам известны
названия более 140 сочинений в жанре шихуа, из них 42 дошли до
нас в полном виде. Позднее было язвительно замечено: "Во
времена Тан не было бесед и рассуждений о стихах (шихуа),
но были сами стихи, а при Сун были шихуа, но не было стихов",
но это высказывание пристрастно и необосновано. Как раз возрастающая
творческая активность сунских поэтов послужила одной из причин
желания пристальней всмотреться в стихотворные тексты, осмыслить
опыт предшествующих веков и разобраться в эстетических пристрастиях
и уровне мастерства современников. Хотя в шихуа наблюдался синтез
конфуцианских, даосских и чань-буддийских взглядов на поэтическое
искусство, при этом выявлялись серьезные расхождения в творческих
позициях, возникало противоборство разных точек зрения, что помогало
поэтам выбирать свой путь и вести самостоятельный поиск.
В идущем из далекой древности поэтическом жанре ши так
или иначе давала себя знать установка: "Поэзия говорит о
помыслах" ("Шу цзин"). Это означало, что стихи
прежде всего отражают духовный облик конфуцианского идеального
мужа цзюньцзы, который видит свое жизненное призвание в
деятельности на благо государства и соотечественников. Сунское
же общество нуждалось в стихах, которые бы откликались в первую
очередь на важные события и проблемы своего времени. Империя Сун
не смогла восстановить былое военное могущество, и соседние племена
настойчиво теснили границы страны. В государственном управлении
было множество пороков, которые обрекали население на неблагополучие.
В таких условиях наиболее чуткие к общественным процессам ученые
мужи заговорили о необходимости серьезных перемен в обществе.
Глава сунских реформаторов первой волны и поэт Фань Чжун-янь (989—1052)
"считал себя ответственным за Поднебесную" и полагал:
"Прежде всего следует печалиться скорбями Поднебесной, а
уж затем разделять ее радости". В династийной истории "Сун
ши" сообщается, что он "часто взволнованно говорил о
делах Поднебесной. Был отважен и ничего не боялся". Никто
не осмеливался открыто осуждать временщика Люй И-цзяня, который
около двадцати лет был всевластным первым министром, а Фань Чжун-янь
во главе группы молодых чиновников выступил против клики главного
сановника. Во время службы на границе им были проявлены большие
полководческие способности. Тангуты предостерегали друг друга
от вторжения в китайские районы, если там в это время находился
Фань Чжун-янь, ибо "в его сердце будто живут десятки тысяч
воинов, закованных в латы".
Вместе с ним в пограничных землях действовал Хань Ци (1008—1075),
призывавший переходить в наступление на иноземных врагов. Тогда
в ходу было образное выражение: "Когда западные разбойники
узнаю;т, что в войсках появился Хань Ци, у них сердца трепещут
от страха. Когда же западные варвары слышат, что в армии появился
Фань Чжун-янь, их сердца сковывает ужас". Оба они любили
сочинять стихи о событиях, свидетелями и участниками которых им
доводилось быть, в также описывать своеобразную красоту природы
разных районов страны. Произведений Фань Чжун-яня сохранилось
немного, а вот "Собра-ние сочинений Хань Ци" почти наполовину
состоит из искусных стихов в жанре ши и мелодичных цы.
Фань Чжун-янь рекомендовал властям использовать талант и знания
Ли Гоу (1009—1059), впоследствии прославившегося
в качестве крупного политического мыслителя, разрабатывавшего
принципы управления государством. Ли Гоу ориентировался на многие
положения древнего конфуцианства и придавал главенствующее значение
идее: "Земледелие — основа государства". Поэтому он
постоянно напоминал властям о необходимости заботиться о крестьянах
и создавать для их жизни и труда благоприятные условия. В стихе
"Тревожусь о происходящем" он писал:
Жизнь людей повсюду трудна.
Повинностей множество, а силы крестьян на исходе.
Налоги тяжелы, а женщины изнемогают в работе.
О себе Ли Гоу говорил:
И только учитель с берегов реки Сюй-цзян
Жалеет народ и не любит чиновников.
У него немало пейзажных зарисовок, в которых предметная изобразительность
сочетается с эмоциональной взволнованностью и философскими мыслями.
В старинном предисловии к поэтическому сборнику Ли Гоу сказано:
"Его стихи мужественны и энергичны, в них душевная сила,
по богатству смысловых оттенков они выделяются среди произведений
других авторов". И еще добавлено: "Его поэтическая манера
тяготеет к легкости и простоте, и это очень нравится людям. А
мысли стремятся к таинству и глубине, так что и духам они становятся
недоступными".
<...>
Поэт Чжан Лэй (1054—1114) входил в круг
друзей и поклонников таланта Су Ши. Его современник известный
литератор Чао Бу-чжи (1053—1110) дал такой отзыв:
Вы создаете стихи легко, не занимаясь изнурительным обдумыванием.
Они неожиданно рождаются — будто под весенним ветром распускаются
цветы.
Су Ши признавал: "В работе над стихом Чжан Лэй воспринял
от меня свободу и непринужденность". Среди близких к Су Ши
поэтов Чжан Лэй всех больше писал о народной жизни, прибегал к
фольклорной поэтике. В стихах, созданных им после вынужденного
ухода со службы, доминируют эмоциональные впечатления от природы,
воплощаются утонченные переживания, навеянные сменой времен года.
Тесной дружбой с Су Ши был связан знаменитый поэт Хуан
Тин-цзянь (1045—1105), написавший более 1500 стихов ши
и около 180 цы. С юных лет он увлекался чтением книг, причем
не ограничивался изучением конфуцианских сочинений, с интересом
знакомился с историческими памятниками, с буддийскими и даосскими
трактатами. Рано проявилось его литературное дарование. Не удивительно,
что в двадцать два года он успешно выдержал экзамен на чиновничью
степень цзиньши. Однако Хуан Тин-цзяню не довелось достичь высоких
постов: в годы постоянных политических конфликтов он часто попадал
в немилость. В стихах он писал о несправедливости и гонениях,
но при этом упор делал на рассказе о событиях своей жизни и передаче
собственных переживаний, избегая резкого порицания тех правителей,
во власти которых в данный момент оказалась страна и его личная
судьба. Поэт стремился и на невысоких постах честно выполнять
долг и сохранять нравственную чистоту. Реализацию личности он
нашел в поэтическом творчестве, в разработке норм поэтики, которые
могли бы стать полезными каждому автору.
Хуан Тин-цзянь исходил из того, что "стихи создаются талантом
и эрудицией". Основной причиной творческой неудачи одного
из поэтов он полагал: "Читая книги, он не истрепал десятки
тысяч томов". По убеждению Хуан Тин-цзяня, поэту прежде всего
следовало проникнуться мудростью конфуцианского канона. Сохранилось
свидетельство: "Хуан Тин-цзянь советовал начинать обучение
поэтическому творчеству с чтения канона. Тот, кто не знает канона,
не способен различать правду и ложь, не знает, где важное и где
малозначащее. Так может ли он создавать стихи?". Однако Хуан
Тин-цзянь считал, что творческий человек не может удовлетвориться
знанием конфуцианских сочинений и должен познакомиться с обширной
исторической и философской литературой, а также, естественно,
с поэтическим наследием страны. Знание письменных памятников —
помимо благотворного нравственного воздействия на поэта — было
призвано давать необходимый материал для работы над стихами. Хуан
Тин-цзянь был убежден: "Поэтические идеи неисчерпаемы, а
талант человека имеет пределы. С помощью ограниченного таланта
трудно передать беспредельные поэтические идеи — с этим полностью
не могли справиться даже Тао Юань-мин и Ду Фу". Потому становится
обоснованным требование постоянно использовать опыт предшественников.
Хуан Тин-цзянь писал: "Сочинять самостоятельно крайне трудно.
В стихотворениях Ду Фу, в сочинениях Хань Юя нет ни одного иероглифа,
который бы не был заимствован". Произведения становились
плодом учености, и их эстетическая ценность, по мнению Хуан Тин-цзяня,
зависела от умения автора использовать идеи и изобразительные
приемы прежних творений. Им были предложены два способа написания
стихотворений. Первый носил название хуань гу ("изменение
костяка") и предписывал заимствовать у предшественников художественную
мысль и передавать ее своими словами. Второй прием до тай
("овладение душой зародыша") означал передачу самостоятельной
идеи образами, лексикой и художественными средствами древних авторов.
Однако следует обратить внимание на то, что Хуан Тин-цзянь отказывался
слепо следовать образцам прошлого, не желая становиться «человеком,
который плетется вслед за буйволом». Обращение к традиции было
подчинено главной задаче: 2На основе старого создавать новое".
Поэт писал, что в былые времена мастера "хотя и брали готовые
выражения древних, но под их кистью эти слова, будто под воздействием
эликсира, из железа превращались в золото".
Хуан Тин-цзянь был против избитых словосочетаний и тривиальных
мыслей и ратовал за необычную лексику, за неожиданные и оригинальные
решения художественной темы. Одной из особенностей его поэтической
манеры была насыщенность стиха намеками, скрытыми цитатами, историческими
аналогиями. Поэта интересовали правила ритмической организации
строки и всего произведения, законы композиции стихотворения,
взаимосвязь структуры текста и передаваемых настроений. Хуан Тин-цзянь
объявлял себя последователем Ду Фу, но учился у него лишь технике
стиха, социальные же идеалы и гуманистические взгляды танского
корифея им не воспринимались. Хуан Тин-цзянь увлекался буддизмом,
много времени проводил в монастырях, беседуя с учеными монахами.
Причастность к чаньскому мироощущению помогала ему трезво видеть
истинную цену чинам и богатству. Любые беды в своей жизни поэт
встречал без страха, относился к ним так, будто ему предстояло
"всего лишь поднять одну травинку".
Хуан Тин-цзянь был провозглашен главой так называемой "цзянсийской
поэтической школы". Она приобрела сильное влияние, но, к
сожалению, ее сторонники часто из всей системы взглядов Хуан Тин-цзяня
возводили в абсолют лишь отдельные положения и потому занимались
подражательством, уходили от общественных проблем эпохи.
<...>
На землях к северу от Янцзы, находившихся более ста лет под властью
чжурчжэней, китайская культура сохранялась и продолжала оказывать
мощное воздействие на умы образованных людей. Самым крупным поэтом
Севера был Юань Хао-вэнь (1190—1257),
которому довелось пережить немало испытаний. Война монголов с
чжурчжэнями на китайской территории приносила населению неисчислимые
страдания. Несколько лет Юань Хао-вэнь вместе с близкими провел
в скитаниях, спасаясь бегством от военных отрядов.
Солдаты с копьями и щитами жестокие и оголтелые.
Во всем мире из дня в день льется кровь.
Но и в эту пору молодой поэт не прекращает напряженную интеллектуальную
деятельность, целью которой, в частности, была оценка творчества
поэтов разных эпох. Своими выводами он поделился в сочинении "Суждения
о стихах" — цикле из тридцати четверостиший, занявшем важное
место в истории китайской эстетики и критики. Юань Хао-вэнь в
роли наставника подлинных поэтов видел Ду Фу, чей стих был мужественен
и строг. Ему также была близка манера Су Ши с присущими ей новизной
и взволнованностью. По убеждению Юань Хао-вэня, в стихе соединяются
три начала — чувства и мысли автора, искренность и слова;; только
тогда может появиться чжэн ти («истинная форма»). Поэт был против
стилистических изысков. Потому «я не стал последователем "цзянсийской
школы"», — заявлял Юань Хао-вэнь. Без собственного участия в событиях,
без личных наблюдений, без осмысления пережитого работа над стихами,
по его словам, будет "поиском на ощупь в темноте и никогда
не удастся передать нравственную истинность человека, природную
сущность вещей". Эстетические пристрастия Юань Хао-вэня нашли
воплощение в его поэтической практике. Он не захотел служить новым
завоевателям Китая и поселился в деревне. Юань Хао-вэнь много
работал над историческими сочинениями, иногда трудился в поле
или саду. По соседству с ним занимались своими повседневными делами
крестьяне.
Я, ученый муж, подобен старому земледельцу.
Все беды и радости я делю вместе с крестьянами.
Он наследовал естественность и мудрую простоту поэзии Тао Юань-мина
и восхищался деревенским укладом. Поэт гневно осуждал иноземных
поработителей и военные действия, ибо они несли горе деревне и
разрушали жизнь, которая могла бы протекать в гармонии с природными
ритмами, в согласии с законами существования всего живого в этом
мире. Последние двадцать лет Юань Хао-вэнь главным образом писал
пейзажные стихи. До нас дошло свыше 1300 стихотворений Юань Хао-вэня.
Валерию Брюсову принадлежат слова: "Поэтический талант дает
многое, когда он сочетается с хорошим вкусом и направляем сильной
мыслью. Чтобы художественное творчество одерживало большие победы,
необходимы для него широкие умственные горизонты. Только культура
ума делает возможной культуру духа". В эпоху Сун литераторы
жили в мире идей и представлений конфуцианства, чань-буддизма
и даосизма, под влиянием исторических событий и фактов личной
биографии отбирали из этих учений наиболее приемлемое для своего
мировосприятия, для жизненной позиции. Для сунских поэтов были
характерны интенсивные размышления над законами стихотворного
творчества, поиск выразительности и красоты слова. Вот почему
им удалось одержать большую творческую победу и подарить читателям
множество великолепных поэтических строк.
|
|