На первую страницу сайта

навигация
переводы
см. также

Хроника научной жизниИздательствоКнижные серииВнесерийные изданияПериодические изданияНаши партнерыКак заказать наши книгиСтатьи, переводы, библиографияСтатьиПереводыБиблиографияPersonaliaНаши проектыСанкт-Петербургский книжный центрКнига гостейПолезные ссылки

     
 

Сэйичи Фунабаси.
КАМЕННОЕ СЕРДЦЕ

 
     
 

Перевод М. П. Григорьева

 
 
 
 

ФУНАХАСИ (Фунабаси) Сэйити (1904—1976). Прозаик, драматург. Родился в Токио. Окончил отделение японской литературы Токийского университета. В студенческие годы начал писать пьесы, прозой увлекся после окончания университета. Среди любимых зарубежных писателей — французы Андре Жид и Андре Мальро. В 1934 был опубликован первый роман Фунахаси «Дайбингу» («Прыжки в воду»), принесший ему литературную известность. После войны Фунахаси писал в основном романы о любви. Романы «Ару онна-но энкэй» («Взгляд на женщину издалека», 1963) и «Скина онна-но мунэкадзари» («Брошь любимой женщины», 1967) завоевали престижные литературные премии Японии — премию «Майнити» и премию Нома. В 1966 г. Фунабаси стал членом Японской Академии искусств

С. Х. Булацев

 
 
 
 

1

Kандидат медицины Футагири был ученым, далеким от всяких сентиментов. По крайней мере, в душе его жило решение не поддаваться соблазнам человеческой любви, пока не будет закончена исследовательская работа, которою он был сейчас занят. Вся его искренность, вся правда должны быть направлены на то, чтобы выполнить до конца поставленную задачу: исследовать действие сальварсана на сифилис. Это решение никогда не покидало Футагири. Ни жены ни детей у него, конечно, не было. Просыпаясь утром во втором этаже апартмента , находившегося в черте нового городского района, он брился и, даже не позавтракав, сразу отправлялся в институт.
Бактериологический институт Х. Р., расположенный прежде в одном из оживленных кварталов города, не так давно был переведен в новое здание, выстроенное на вершине невысокого холма среди зеленеющих полей пшеницы. От апартмента до института было не более десяти минут езды по круговой электрической железной дороге.
Все дни недели у Футагири были расписаны: по понедельникам, средам и пятницам он весь день сидел в своем рабочем кабинете; по вторникам, четвергам и субботам до полудня занимался осмотром больных в институтской клинике; кроме того, два раза в неделю он нес дежурства. Но и в свободные от дежурства дни в его кабинете до позднего вечера горело электричество. Короче говоря, вся жизнь Футагири с утра до вечера протекала между микроскопом, морскими свинками, сальварсаном и спирохетами.
Ученые подобного рода обыкновенно бывают людьми сухими, рутинерами и циниками. Из боязни попасться на удочку любви они принуждены всегда держаться начеку, остерегаясь расставляемых любовью ловушек.
— Вот морские свинки — те никогда не обманут, а в человеческое благожелательство не верю: фальши много, — говаривал Футагири и иронически вздергивал при этом губы.
Но в Бактериологическом институте Х. Р. были не одни лишь морские свинки да белые мыши, — были здесь и молодые сиделки, были также ассистентки при научных сотрудниках. Приготовление корма из пшеницы, ячменя и нарубленного шпината для морских свинок и белых мышей, ежедневное измерение температуры у этих маленьких животных, наблюдение за их состоянием после заражения болезнетворным ядом и составление об этом отчетов, установление пригодности или непригодности животных для опытов — вся эта работа по необходимости лежала на женских руках. Поэтому каждому научному сотруднику было придано по одной или по две ассистентки. Впрочем, по утверждению Футагири, среди всего женского персонала института не было ни одной сиделки или ассистентки, в какой-нибудь мере наделенной женской привлекательностью. Не говоря уже о некрасивой наружности — с этим еще можно было бы мириться, — все они, как на подбор, отличались грубыми ухватками, и лишь с большой натяжкой кое-кого можно было бы подвести под ранжир обыкновенной женщины. Очень немногие ходили густо подмазанные, с ярко накрашенными губами, но это было сделано так грубо и неумело, что лучше было бы их видеть совсем без косметики. Приметив такую женщину, Футагири не мог удержаться, чтобы не бросить язвительного замечания:
— Послушайте, что с вами? Не съели ли вы сейчас морскую свинку? У вас все губы в крови.
И так как трудно было отдать кому-либо предпочтение — настолько все они были неинтересны, — то Футагири при выборе ассистентки нарочно остановился на самой старшей — Хацу Оикава.
Это была уже немолодая женщина: в нынешнем году ей исполнилось сорок три года. Нельзя сказать, чтобы наружность ее была особенно непривлекательной. Наоборот, рядом с молодыми девушками с их неумело сделанными искусственными лицами Хацу Оикава выгодно отличалась своей простотой и безыскусственностью. Пусть нельзя было найти в ней рафинированной женственности, — в ней зато было очарование естественности и ощущение мягкости.
За Хацу Оикава числился двадцатипятилетний стаж непрерывной службы в институте Х. Р. Она была здесь самой старой служащей и знала, как собственное тело, все, что касалось внутренней жизни института. Долгое время она состояла ассистенткой при первом директоре — докторе Р., после же его смерти перешла в распоряжение нынешнего директора — доктора Соэзава, но, очевидно, пришлась ему не по нраву, так как оставалась без определенных служебных обязанностей, пока Футагири три года тому назад не обратил на нее внимание и не взял себе в помощницы.
Хацу Оикава обладала специфическими навыками. В деле исследования и распознавания полового возбуждения у самцов морских свинок и мышей она отличалась какой-то особенной зоркостью. Достаточно было ей схватить пальцами животное, повернуть его брюшком кверху и бросить на него беглый взгляд, как она безошибочно устанавливала, находится ли животное в возбужденном состоянии или нет. В деле кормления морских свинок и мышей да и вообще везде, где требовалась выдающаяся техническая сноровка, Хацу Оикава тоже не имела себе равных. Поэтому для Футагири она была незаменимой помощницей, и он прощал ей даже ее возраст. Он не сомневался в том, что будь на ее месте другая ассистентка, производительность работы сразу снизилась бы втрое, а то и вчетверо. Было и еще одно обстоятельство, делавшее их идеальной парой: подобно тому как Футагири считал себя ученым, далеким от всяких сентиментов, и Хацу Оикава слыла за женщину с каменным сердцем, чуждую каких-либо сердечных слабостей.
Ее холодность и бесчувственность, несомненно, имели своим источником повышенную нравственную чистоплотность. Она с презрением относилась к проявлениям легкомыслия и распущенности. Она добилась увольнения из института нескольких ассистенток, возмутивших ее своим поведением. Ее никто не любил за то, что никакие обстоятельства неспособны были вызвать слезы на ее глазах. Все считали ее ехидной.
Но эта самая Хацу Оикава относилась с беспримерной преданностью, любовью и уважением к принципам, которым она служила. Она была неукоснительной исполнительницей всех служебных правил и следовала им без примеси малейшей сентиментальности. Эту черту характера Футагири в ней очень ценил и не обращал внимания на вздорные институтские сплетни.
А по институту уже давно ходила легенда, что у Хацу Оикава есть великовозрастная девица-дочь. Все об этом знали, но ни одному работнику института ни разу не удалось с достоверностью установить ее существование. Сама Хацу Оикава хранила упорное молчание о дочери. И постепенно у всех сложилось представление о ней, как о какой-то воображаемой легендарной личности, отчего история рисовалась иным даже в романтическом свете. Но для многих эта дочь в конце концов утратила свой реальный интерес — только потому, что матерью был такой человек, как Хацу Оикава.
Легенда эта периодически всплывала и также периодически забывалась. Но вот однажды, когда она уже несколько лет как перестала занимать воображение служащих института, Хацу Оикава вдруг появилась в нем в сопровождении дочери. Никто не знал, каким веянием ветра это было вызвано. Для таких же недогадливых людей, каким был Футагири, оказался неожиданной новостью даже самый факт, что у Хацу Оикава имелась дочь-барышня.

 
     
   
     
 
Воспроизводится по изданию: Похвала тени. Рассказы японских писателей в переводах М. П. Григорьева / Сост. и предисл. Л. Л. Громковской. СПб.: Центр «Петербургское Востоковедение», 1996.
© Центр «Петербургское Востоковедение», 1996
© Л. Л. Громковская, предисловие, составление, 1996
© С. Х. Булацев, справки об авторах, 1996
 

 

 
 

Любое коммерческое использование материалов данных страниц без письменного разрешения авторов запрещено.
© Центр "Петербургское Востоковедение", 2000
© Miles, дизайн, разработка, 2000